Когда я была в детском садике, я очень интересовалась хищными животными. Когда я научилась писать, завела специальную тетрадку и записывала туда всех хищников.

Хищники - это те, кто кусаются: волки, тигры, львы, пчелы.

Вскоре я записала всех хищных животных, каких знала, и начала записывать тех, кого знали воспитательницы. Я ходила за ними по пятами и изводила вопросами:
- А слоны кусаются? А жирафы кусаются? А устрицы кусаются?

В конце концов я опросила всех воспитательниц, кроме одной, которой я немножечко боялась. Это была очень нервная воспитательница. Она часто прыгала по столам и ломала складные стульчики.

Но я все равно набралась смелости, подошла к ней и спросила:

- Тетя, а игуаны кусаются?

- Гр-р-р-р, - прорычала нервная воспитательница.

"Хищный зверь игуана" - записала я в своей тетрадке.

- Тетя, а осьминоги кусаются?

- Ш-ш-ш-ша, - прошипела нервная воспитательница.

"Хищный зверь осьминог", - записала я.

- Тетя, а бабуины кусаются?

Но тут нервная воспитательница не стала мне отвечать. Она просто подскочила ко мне и укусила за ухо...

Скоро нас с воспитательницей увезли на скорой помощи. Меня - в одну больницу, ее - в какую-то другую.

Когда мама забрала меня из больницы домой, я записала в своей тетрадке: "Хищный зверь воспитательница".

Когда я была в детском садике, нас воспитывала воспитательница по имени Карина. У нее был очень красивый нос. Так все остальные воспитательницы утверждали.

Бывало, посмотрит воспитательница по имени Карина в зеркало, зажмурится, еще раз посмотрит - и в слезы. На ее плач тут же другие воспитательницы сбегаются, утешать начинают.

- Не плачь, - говорят, - Кариночка. Вон у тебя носик какой красивый, классический.

- Ага, - продолжает рыдать Кариночка, - только вот все остальное лицо в стиле сюрреализма.

Что такое сюрреализм, я и сейчас не знаю. Но все равно терпеть его не могу.

Так вот, однажды эта воспитательница по имени Карина показывала нам птичек. Не живых, конечно, а слайды.

Показывала она павлинов, пеликанов, страусов, воробьев.

- А вот это, дети, маленький птенчик, - объявила воспитательница Карина перед тем, как показать новый слайд.

- Ой, какой страшненький, - хихикнула я, когда птенчик появился на экране.

Птенчик был действительно страшненький - тощий, лысый. Очень похожий на недоваренную курицу. Однажды наш ловчий кот Пыжик вытащил курицу из кастрюли и шмякнул в корзинку со свежими яйцами. Она была совершенно такая, как этот птенчик, только выпотрошенная и без головы.

- Знаете, кого он мне напоминает? - еще раз хихикнула я.

Но тут у воспитательницы по имени Карина сделалось такое обиженное лицо, что я замолчала.

- Зато, - чуть не плача сказала воспитательница по имени Карина, - зато у него нос красивый. Классический, - и убежала в другую комнату.

Когда я была в детском садике, одна воспитательница очень любила рассказывать нам страшные сказки. А мы очень любили их слушать. Вместе с нами их слушать любила другая воспитательница по имени Роза. Она громче всех визжала от ужаса.

Одна сказка нам особенно нравилась. В ней говорилось о жутких зеленых кракобяках, которые по ночам пробираются в дома и с кошмарным чавканьем кого-то там поедают. То ли капризных детей, то ли жадных бабушек. Особенно хорошо воспитательнице получалось изображать именно "кошмарное чавканье".

После этой сказки весь детский садик целый месяц играл в кракобяк. В основном - за обедом.

Мы с подругой Светой тоже играли. Но просто чавкать за столом нам скоро надоело, и мы решили завести себе настоящую кракобяку. Зеленую.

Tри ночи подряд каждая из нас устраивала на них засады у себя дома. Безрезультатно. Хитрые кракобяки попадаться в плен не желали. И тогда мы со Светой решили изготовить кракобяку сами.

Спрятались в детском садике под лестницей, развели в тазике зеленую гуашь, поймали на кухне белую кошку Ангелину и хорошенько ее в этой гуаши прополоскали. Ангелина не возражала. Она даже не вылезла из тазика, когда мы закончили. Ей было лень.

Но и после купания в гуаши Ангелина ничуть не напоминала кракобяку. Поэтому мы со Светой решили ее немножечко постричь. И украсить перьями. Ангелина не возражала.

Но все равно на кракобяку она была похожа мало. Правда, на кошку - тоже.

Мы со Светой стали думать, что делать дальше - то ли скрепить Ангелине уши домиком, то ли привязать ей на хвост шип, как у скорпиона.

И в этот момент под лестницу заглянула воспитательница по имени Роза.

- Что это вы тут делаете? - вздрогнула воспитательница по имени Роза.

- Мы? - удивились мы. - Мы пол моем! - выхватили из тазика Ангелину и принялись тереть ею пол. Ангелина не возражала.

- А...а...а  чем  вы его моете?

- Как чем? Ангелиной.

- Фу-у-у, - перевела дух воспитательница Роза. - А я-то Бог весть что подумала.

Когда я была в детском садике, наша воспитательница по имени Карина очень любила наблюдать за птичками. Это она ими после того птенчика увлеклась.

Сидела Карина целыми днями на старом дубе посреди двора, наблюдала.

- Тетя, а тетя, - спросила я как-то ее. - А можно мне на дубе посидеть?

- Нельзя, - ответила воспитательница по имени Карина. - Кроме меня на дубе могут сидеть только птички.

- А почему? - спросила я.

- Потому что они маленькие.

- Я тоже маленькая.

- Ты маленькая, но не так, как надо

- А как надо?

- Надо как птички.

- Тетя, а тетя, - сказала я. - На нашем дереве не только птички сидят.

- Да? - спросила воспитательница по имени Карина.

- Да. Там у самой макушки слон притаился.

- Какой слон?

- Розовый. Он вчера от Светы улетел.

- Улетел?

- Как птичка.

- Аа, - сообразила наконец воспитательница по имени Карина. - Это надувной слон, да?

- Надувной. На ниточке. Только ниточка оборвалась, и он улетел.

- Тогда подожди немножко, - сказала воспитательница Карина. - Я сейчас сниму его и тебе отдам.

- Не надо его снимать. Он же как птичка. Он гнездо вьет.

Но воспитательница по имени Карина все равно полезла за слоном. Только одна ветка под ней подломилась и воспитательница Карина упала на землю.

- Знаешь, сказала мне воспитательница по имени Карина, потирая ушибленный зуб, - я больше не полезу на дерево.

- Потому что упасть боитесь?

- Нет, - мотнула головой воспитательница Карина. - Потому что я поняла...

- Что поняла? - не выдержала я.

- Что я - не как птичка, - и воспитательница по имени Карина важно мне подмигнула.

Когда я была в детском садике, моя лучшая подруга Света внезапно заболела. Шла-шла по коридору, а потом раз - и заболела. Прямо посреди коридора. Улеглась на ковер и стала болеть.

К ней тут же подбежали воспитательницы:

- Что с тобой, Светочка? Что такое?

Светочка глаза закатывает и хрипит, как умирающий попугай:

-Ох, больная я... Ой, какая я больная!..

Воспитательницы кругом суетятся, галдят:

- Что у тебя болит, Светик? Что?

- Все! Все болит! Врача ко мне ведите! Только не зубного! Зубы у меня не болят. И конфету дайте...

Дали Свете конфету, побежали за врачом.

Пришла врач - вся в белом и одной туфле. Пощупала она Свету, измерила температуру, заглянула в глаза и сказала:

- Не больная она, притворяется.

И ушла..

Тут же все воспитательницы от Светы убежали, и в коридоре стало совсем пусто.

Света полежала еще немножко, а потом ей стало скучно, и она пошла вместе со мной играть во двор.

А через день внезапно заболела я. Шла-шла по столовой и вдруг как шмякнусь на пол. Прямо под ноги подруге Свете, которая вкусный вишневый компот в стаканчике несла. Компот на меня вылился.

Тут же набежали воспитательницы.

- Что такое, Олечка, что с тобой?

- Ох, больная я! Ой, какая я больная!.. - завываю я (а сама между тем еще и вишневый компот с груди слизываю).

- От Светы заразилась, - догадались воспитательницы.

Когда я была в детском садике, одна наша воспитательница носила длинную косу. И все ее за эту косу дергали. Она была такая воспитательница. Совсем не обидчивая.

Я тоже дергала за косу. Но только так, чтобы воспитательница не почувствовала.

Однажды эта воспитательница учила нас рисовать гуашью.

Я рисовала, рисовала, пока не сломала кисточку о мою подругу Свету. Мы со Светой не могли поделить стаканчик с водой. Просить новую кисточку я постеснялась - просто пересела поближе к воспитательнице и стала красить ее косой. Воспитательница это заметила.

- Ну до чего же эти дети глупые! - воскликнула она и потрепала меня по голове. - Скоро из-за них  волосы остригать придется!

"Скоро" наступило скоро: когда воспитательница стала учить нас клеить аппликации. Там я разлила клей и постеснялась спросить тряпочку.

Когда я была в детском садике, мне очень нравилось быть непослушной. Вот, например, воспитательница говорит:

- Всем ложится спать!

Все ложатся и засыпают. А я - нет. Я не засыпаю. Лежу, глаза закрыты, но не сплю. Специально.

Или на прогулке. Воспитательница говорит:

- Всем взяться за руки!

Все берутся, а я - нет. Это подруга Света берет меня за руку. А я за ее руку не берусь. Специально.

Во время обеда:

- Кушайте, кушайте! - говорит воспитательница.

А я не кушаю.  Вернее - не глотаю. Я всю еду за щеки засовываю. Как хомяк. Я целую тарелку каши могу так за щеками держать. Специально.

Во время "музыкального часа":

- Все, все поем! - говорит воспитательница.

А я не пою. Я только открываю рот. Специально.

- Какая хорошая, послушная девочка, - рассказывает воспитательница моей маме.

Я злорадно улыбаюсь, послушно заглядывая им в глаза.

Когда я была в детском садике, мы с подругой Светой любили играть в мячики. Правила были такие: Света бросала мячиком в меня и если она промахивалась, то я от нее удирала, а если Света попадала - она удирала от меня. Ну а если подруга Света промахивалась и попадала в окно, мы вместе удирали от воспитательниц.

Но вот однажды подруга Света так промахнулась, что попала и не в меня, и не в окно, а в сторожевого пса Помпея.

Это надо было очень постараться, чтобы в него попасть. Потому как сторожевой пес Помпей сидел в  закутке за двойным забором в самом дальнем углу двора. Сторожевой пес Помпей считался исключительно злой собакой. Поэтому он сидел за двойным забором на толстой-толстой цепи и в наморднике. Иногда воспитательницы для верности стреноживали ему лапы - все-таки лучше перестраховаться.

Занимался сторожевой пес Помпей в основной тем, что целые дни напролет гавкал. Не было у него других развлечений.  Переставал гавкать он только после захода солнца. Тогда он начинал выть.

Пока мы с подругой Светой играли в мячики, сторожевой пес Помпей тоже лаял. Может, на нас, а может так, вообще. но когда брошенный подругой Светой мячик ударил его по загривку, Помпей вдруг замолк прямо на полугавке.

- Что это с ним? - удивилась Света.

- Не знаю, - ответила я. - Может, обиделся?

- Да ну! С такими-то зубищами?!.

- Логично, - кивнула я совсем как мой папа, - с такими зубищами не обижаются.

И вдруг сторожевой пес Помпей принялся кашлять и таращить глаза - совсем как марсианин.

- Слушай! - сообразила я. - Он же подавился!

- Чем подавился? Мячиком? Но он же мячик не глотал.

- Да не мячиком, а гавком. Он у Помпея в горле застрял, вот полаять и не может.

- Так он задохнется! - ужаснулась подруга Света.

- Задохнется, - согласилась я. - Если мы этот гавк из него не вытащим.

И я кинулась доставать из Помпея гавк. Открыла дверцу, зашла к нему в закуток и принялась хлопать сторожевого пса по спине.

- Я сейчас! - крикнула подруга Света и умчалась куда-то в сторону кухни.

Я же продолжала колотить Помпея по спине. Колотила, колотила, но гавк все не вылезал. Я даже пару раз Помпея по хвосту стукнула - никакого результата. Сторожевой пес только лежал и таращил глаза.

- Ну что же с тобой такое, собаченька? - недоумевала я, прощупывая ему снаружи горло. Засунуть руку ему в пасть я не могла - на Помпее был намордник, снимать который я не умела.

- Помпейчик, - умоляла я его, - скажи "гав"... Или скажи "а-а-а" и высунь язык.

Но Помпейчик только молчал и таращился.

Я попробовала прощупать у него на лапе пульс, как наш доктор Вера. Пульс не прощупывался.

- Умирает, - поняла я. - Помпейчик, милый, не умирай, пожалуйста! Ну скажи мне что-нибудь! Пампушечка, дорогой!

- Гав-гав-гав! - сказал вдруг Пампушечка и бросился грудью на забор. - Гав-гав-гав-гав-гав!

За забором стояла подруга Света с кошкой Ангелиной на руках.

Я кубарем выкатилась из помпейского закутка и захлопнула за собой дверцу.

- Знаешь, сказала я подруге Свете. - По-моему он вовсе не подавился.

- А что тогда? - удивилась Света.

- Все-таки обиделся. Теперь я знаю. Ведь у него и зубов-то почти нет...