Сорванная «Башня»

Однозначно можно было сказать, что наши куры сошли с ума. Да и не только наши, но и все деревенские куры, и даже петухи. Спозаранку они огромными толпами собирались на маленьком дедушкином дворе, будили нас, а заодно и соседей заливистым многоголосьем. А когда мы выходили поутру, чтобы умыться, курицы, выщипывая из себя остатки перьев, устилали ими дорожку от порога к умывальнику. Ступать по мягкому пуху было приятно, но немного щекотно. Перед нами куры галантно расступались, пропуская нас, а позади их ряды вновь смыкались. Там завязывались короткие, но яростные куриные стычки. Сильные клевали слабых, а наглые – робких. Самые нахальные топали прямо по спинам и головам остальных.

- Эхма! – каждый раз горестно вздыхал дедушка, выходя на крыльцо. – По новой тут собрались!

Было отчего вздыхать! Ведь это только начало дня…

Куры заполонили всю площадь перед нашим домом. Белые, рыжие, пестрые – они были повсюду: и на сарае, и под лавками, и даже на ветках высокого клена. Стали прибывать делегации из соседних сел, и даже из соседних районов.

Немалая их часть оставалась ночевать в нашем курятнике, чтобы утром быть в первых рядах. Однако так было в первые два-три дня, а потом по вечерам к нам стали приходить угрюмые мужики и горластые тетки с мешками. Они, ругаясь на нас, друг на друга и на весь белый свет, отлавливали обезумевших от страха, истошно вопящих и неуклюже летающих по всему сараю кур, запихивали их в мешки и уносили на свое законное место. Однако поутру птицы вновь собирались у нас во дворе. Говорят, пробовали даже их запирать, но они ломали двери и все равно вырывались на свободу.

- Вот ведь силишша-то какая! – удивленно восклицал дед, почесывая небритый подбородок. – Мощные птицы, что твои орлы!

Вскоре я стал замечать, что куры любят меня больше всех, и загордился. Значит я и в самом деле не такой как все, я самый хороший, самый добрый, самый-самый… Не то, что мой двоюродный брат Мишка! Когда я садился в нашем саду в тени раскидистой черешни и открывал книгу, которую нам задали прочитать на лето, куры оставались со мной, а не шли с этим вредным дураком Мишкой купаться на речку. Книжка была скучная, взгляд отвлеченно скользил по одной и той же строчке, а мысли витали где-то далеко, а на указательном пальце крутился на тонкой веревочке зеленоватый переливающийся камушек с дыркой посредине. А куры молча стояли и крутили головами на длинных шеях, словно заколдованные.

Этот прикольный камушек я нашел недавно на нашей речке…

Сначала мы просто плавали наперегонки, ныряли и пытались утопить друг друга, но потом нам это надоело, и мы стали кидать в реку камни. Сперва просто так, а потом по-хитрому: чтобы они отскакивали от поверхности воды. У нас в городе это называлось «пускать лягушек», а здесь «перевозить бабок». Такое название у нас не прижилось, наверное, потому что в городе нет речки, а есть водохранилище, и другого берега почти не видно.

Итак, я топил бабок одну за другой, а Мишка почти каждый раз перевозил их на другой берег по семь-восемь штук.

«Это мне всё камни не такие попадаются» - думал я. – «Вот найду нормальный ка­мушек, тогда вы у меня попляшете…»

На берегу камней было много, но все не такие – угловатые и увесистые. Тогда я пошарил по дну у берега и нащупал самый плоский, вытащил его из мутной воды. Камень оказался красивым: зеленоватым, с оранжевым отливом и… небольшим отверстием посредине.

Этот камушек я не стал никому показывать, а припрятал его в незаметном месте. Дома продел шнурок сквозь дырку и таскал его на шее под футболкой, чтобы Мишка не отобрал…

От куриного нашествия родные, конечно, были в шоке: приблудные куры сжирали несметное количество нашего зерна и выпивали по три ведра в день нашей воды. К тому же кто-то пустил по деревне слух, что у нас появилась новая напасть, угрожающая миру – куриная паранойя. Из райцентра даже приезжала специальная ветеринарная комиссия, но ничего не нашла и уехала восвояси. Но напоследок пригрозила:

- Если не прекратите безобразия, мы в вашей деревне электричество отключим!

Тут уж вся деревня взъелась на нас. А скандальная соседская бабка Базариха грозилась даже в Конституционный суд на нас подать.

В тот вечер вся деревня, разобрав своих кур, вновь собралась у нашего дома. С кольями, топорами и вилами.

Мы молча ужинали, пили теплое парное молоко из больших кружек, а из приоткрытой форточки доносился гул толпы и угрожающие выкрики.

- Бить будут… - огорченно констатировал дед.

А бабушка встревожено встрепенулась:

– Полезайте-ка вы, ребята, в подвал от греха подальше. А мы с дедом держать оборону будем.

И мы с Мишкой через узкий занозистый люк полезли в подвал, где прошлогодняя картошка прорастала жуткими, двухметровыми, белесыми усами. Там было страшно, но наверху еще страшнее. Дедушка спустился первым, чтобы ловить нас с Мишкой, если шаткая лестница вдруг развалится. Мишка спустился благополучно, а мне, как всегда, не повезло. Первая же ступенька подо мной хрустнула, и я ухнул в темную глубину.

Крепкие руки деда подхватили меня у самого дна. А-а-ай! - впечатали прямо под ребра твердый каменный край.

- Что это у тебя там? – встревожился дед.

Тут уж деваться некуда, пришлось показать ему свою находку.

- Куриный бог! – воскликнул дедушка, увидев камень.

- Куриный бог? – озадаченно переспросил я. – Как это?

- А вот так! – отчего-то вдруг озлился он. – Не знаешь, что ль? Редкий камень! Кто его найдет, тому удача будет, но если скрывать его будешь, то странные вещи с тобой твориться начнут!

- А-а-а, это ты его заныкал, - злорадно завопил Мишка, - значит, это из-за тебя куры взбесились!

- Цыц! – строго прикрикнул на него дед, и Мишка обиженно замолк. Тогда дедушка взял куриного бога и по обломкам лестницы выбрался наверх и нас с Мишкой вытянул. За окном было тихо.

Мы вышли на крыльцо. Возле дома никого уже не осталось, но слышны еще были радостные голоса и тихий смех расходящихся по домам людей. Где-то затянули спокойную мелодичную песню – ой, то не вечер, то не вечер…

И белел в полумраке устилающий весь двор и сад мягкий белый пух.