Сорванная «Башня»

- А этого тебе слушать не стоит, - сказал Данька, и тронул своим холоднющим указательным пальцем моё ухо.

И я сразу перестал слышать, как на данькиной кухне его мама и дядя Боря уже совсем громко ругаются. Всё другое слышал – как Данька сопит, уставившись в книгу. Слышал вопли малышни за окном, а тетю Таю и дядю Борю вот вообще не слышал. Это Даня может. Иногда я обижаюсь, когда он за меня решает – что правильно, а что нет. Что мне слушать, а что нет. Но не сильно так обижаюсь – всё-таки он мой друк.

А что это вы улыбаетесь? Не-а. Это я не ошибся. Не такой я безграмотный. Я уже в третьем классе. Слово «друг», с «г» в конце, совсем нехорошее – оно колется и кусается, как кошак Темка. А «друк» очень даже то, что надо. Вот и Даня мой друк – хороший, смелый, умный, как десятиклассник. Хоть и младше меня на месяц. Может, даже умнее. Вру, думаете?

Ну, и фиг с вами. Вообще-то в тайном дневнике врать совсем глупо. Я же не какой-то там облезлый кошак Темка! В этом дневнике я пишу только правду. Спрячу его далеко-далеко. На чердаке. Или еще где – пока не придумал. Сначала заверну в целлофан, чтобы не промок, а вы будете его читать и удивляться. Будете спрашивать – кто такой Данька, да кто такой Данька. А я вот раз, оп-па, и рассказал.

Даньку знают все во дворе – сколько ему лет, в какой школе учится. Знают, что маму его зовут Тая Михална и фамилию их знают. А папы у него нет. Совсем. Но так бывает. У меня вот тоже нет. Мама говорила, что папа шпион и живет в далекой африканской стране. Но я видел один фильм, где тетя своему сыну такую же историю рассказывала. А его папа на самом деле был алкагу… Я не знаю, как это слово пишется. Извините. Он водку жрал. Жрал! ЖРАЛ!! Крутое слово, да? Мне нравится.

Только его лучше не говорить при взрослых – они сразу такие строгие становятся, и ругаться начинают. Ну, вот. Папа был пьяница, и жил в другом городе с другой тетей. У них еще была дочка. Вредная такая и плакса. Да вы, наверно, этот фильм видели – это я пока мало киношек видел, а вы уже взрослый дядя или тетя, и тыщщи фильмов видели. Вот. Потому я маме чуть-чуть не верю. И когда совсем вырасту, то найду своего папу. Скажу, чтоб он больше водку не жрал. Жрал! ЖРА-А-А-АЛ! Круто! Ха-ха! Хо-хо! Я как вампир сейчас ржал. РЖАЛ! Тоже классное слово! Круть!

А ничего, что я про себя рассказываю? Сейчас уже про Даньку буду. Я про него могу целыми днями рассказывать. Только вы ему не говорите, что я рассказал. Ладно? Честно? Дальше начинается страшная-престрашная тайна. Я! Знаю! Что! Данька! Инопланетянин! Оп-па, да? Не знали? Вы сейчас мне не верите. Ну, и фиг. Как расскажу всё – так поверите. Я же докажу. Сейчас перечислю.

1. Видите, сколько я всего написал? Это Данька со мной так сделал. Когда никто не видит - когда я один, то могу писать как пулемет. И совсем-совсем без ошибочек. А вот когда на контролке там, или сочинение пишем в школе, то я так быстро не могу. Данька в меня тормозок поставил. Сказал, это для того, чтобы я людей не пугал. Тогда ошибки всякие лезут, и я пишу как все. А бывает и хуже. Мне ставят тройбаны. Я Даньку просил, чтобы тормозок меня хотя бы до четверки пускал. А Данька улыбается. Зараза он, хотя и мой друк. «К» заметили? А еще этот тормозок включается, когда я что-то лишнее хочу про Даньку рассказать. Вслух. Я сразу мычать начинаю, и у меня в горле что-то слипается. Я жаловался Даньке. А он улыбался и советовал не говорить ничего лишнего. Потому я пишу. Когда пишу, то можно. А если вслух. Сейчас попробую. Во! Жалко, что вы не слышали. Я мычал как дурачок какой-то. Хо-хо! Прикольно. Только иногда мешает. Потому надо мной в классе иногда хихикают.

2. Еще Даня может отключать мне уши. Не полностью – я перестаю слышать только что-то ненужное. Вот как в воскресенье я перестал слышать, как тетя Тая и дядя Боря на кухне ругаются. Я только чуть-чуть услышал. Дядя Боря приходит к Даньке, но Даня пока с ним говорить не хочет. Раньше Даня жил в лабалараторие. Фу! Какое неправильное слово получилось. Я просто не все взрослые слова могу хорошо писать. Может, опять тормозок срабатывает? А может, я просто его еще никогда не писал? Но вы поймете, же, да? Вот там Даня и жил. У дяди Бори. Данька не рассказывал, почему его туда мама вообще отпустила. Моя бы мамка, вот никогда бы меня ни в какую-то лабала… Можно, я это слово писать не буду? Оно гадкое…

Потом тетя Тая долго просила вернуть сына. А дядя Боря не хотел. И Данька не хотел. Это он сам сказал. Врет, наверно. Как это можно домой не хотеть? А потом он захотел, и вернулся. Мой друк рассказывал, что у дяди Бори скучно. Как в больнице. Это я понимаю. Сам однажды лежал в больнице – еще совсем мелким, в первом классе. Но в нашей палате было еще пять пацанов. А Данька совсем один лежал. И окошка у него в комнате не было. Мне бы тоже скучно стало. И Данька пошел домой. И никто ему помешать не мог.

3. Это третье доказательство. И слово это «доказательство» я писать могу. Вот. Если Данька чего-то не захочет делать, то никто его не заставит. Потому дядя Боря к тете Тае ходит и просит, и просит. Просит уговорить Даньку вернуться в их центр. А она ругается. Очень громко, бывает, ругается. И часто плачет на кухне. Данька, как слышит, что его мама заплакала, то так долго смотрит в сторону кухни, что-то шепчет. Мама его успокаивается и стряпает вкуснющие пирожки для нас. Только Данька их никогда не ест – я всё ем. Данька вообще ничего не ест. Потому что инопланетянин. Он солнечным светом питается. Вот чего вы опять улыбаетесь? Не – он не солнечная батарейка. Это что-то другое. Я пока не знаю что. Извините.

Мама Дани совсем нервная и потому крикливая. Так моя мама говорит. Моя мамка часто ворчит, что я к Даньке хожу. Людям мешаюсь, говорит. Тете Тае и так не сладко с больным ребенком. Это Данька больной. Ага! Да он здоровее нас всех во дворе. Только грустный часто. Иногда улыбается и тихонько хихикает надо мной. Но не обидно. Не как все эти в классе. Он подкалывает меня, но я ему прощаю. Друку надо всё прощать. Он же друк. И он меня любит.

4. Любовь. Слово конечно девчачье, но не совсем. Даня так мне и говорит прямо, что любит меня. Он, иногда, смотрит на меня, и сразу так пушисто внутри становится. Даже щекотно. Я тогда начинаю хихикать и дурачиться. Даня тоже улыбаться начинает. И я чувствую, что это и есть любовь. Как утром солнце сквозь занавеску щекочется. Как мелка травка на пустыре за домом - мягкая-мягкая, ласковая. Даня не только меня любит – он всех-всех любит. И меня просит любить всех. Глупо, конечно, всех любить. Может, мне и этих одноклассников любить? И этого физрука? Этого… Ладно, не буду писать нехорошие слова. Может, мне и придурочного кота Темку любить? Тьфу! А Даньку я люблю. И маму. И папу. Я, правда, папу никогда не видел. Может он и пьет водку, но мама же не могла совсем за плохого человека выйти замуж? И я бы не появился на свет.

Ой, а я знаю. Знаю, как люди на свет появляются! Йес! Мне Васек рассказал, из пятого «в». Бе-бе! Хо-хо! И в кино одном показывали. Упс! Только маме не говорите. Я кино это одним глазком видел, и вообще сразу выключил телик. Я спать очень хотел. На фиг мне всякие взрослые фильмы смотреть, правда? Вот. Папку люблю. Я как вырасту, так найду его и спрошу - почему он нас бросил? Наверно, есть какая-то взрослая причина. Я буду уже взрослый и обязательно её пойму. Обязательно!

Странное какое-то доказательство у меня получилось. Данька всех любит – это факт. Даже этого дурного кота Темку. И деревья всякие. У нас во дворе дуб такой стоит – тыщща лет ему. Он в прошлом году сохнуть начал. Это когда в него на своей «шестерке» дядя Толик из крайнего подъезда вписался. Дуб сохнет. Его срубить уже хотели. А Даня подошел в дубу, погладил ствол, сказал, что любит его, и дерево, оп-па. Ка-а-ак ожило, почками покрылось. Листики липкие за одну ночь вылезли. Это в середине лета, представьте себе! Сойдет доказательство?

5. Мне не понятно одно – почему Даня сам ходит и по улицам, и дома. Если бы я мог щелкнуть пальцами и быть в другом месте, то ходить вообще бы не стал. А зачем? Как-то мы сидели у Дани дома, мама что-то делала на кухне. Данька вдруг говорит, что надо бы слетать в Африку. Вообще чума! Я сразу поверил. Даня может. Только в Африку я не хотел. Там жара. Зачем летом в Африку? У нас во дворе не хуже. Я попросился во Францию, в Париж. Я про Париж по телеку видел. Башню эту железную. И Даня щелкнул пальцами.

Какой же там ветруганище на этой башне! Жуть! Йо-хоооо! Зато весь-весь Париж видно и речку Темзу. Ой, я не уверен, что речку так называют. Но, всё равно красиво. Я даже кричал что-то, и прыгал по железной площадке. А Даня стоял тихо, прислонясь к решетке, и на меня смотрел. Я кричал, чтобы он на Париж смотрел, а не на меня. Но Даня лишь улыбался.

Вот как Даня может. Щелк – и мы уже непонятно где. Потом «щелк» - и мы дома. Тетя Тая даже не замечает. А в это воскресенье, ну когда тетя Тая с дядей Борей ругались, то Даня щелчком меня домой выкинул. Я даже сообразить не успел. Хотел побежать к нему и обидных слов наговорить. А чего он, как дурак? Может, я еще домой не хотел. Даже «пока» не успел сказать. Но потом успокоился – Дане не до меня. В него кто-то другой залазил. Это последнее доказательство, что Даня инопланетянин. Шестое.

6. Просто Данька бывает не всегда Данька. Да нет. Он снаружи совсем как Данька, а внутри него залазит кто-то другой. В этот момент Дане очень больно. Он часто-часто так моргает глазами, кусает губы и что-то шепчет. Мне аж страшно становится. Первый раз, когда я такое увидел, то чуть в обморок не упал. Но, я же мужчина! Потому сидел рядом с Даней и смотрел, как шизик. На вопрос: «Что случилось?» друк не отвечал. Только меня за руку больно так схватил. Но я терпел, потому что ему было еще больнее. А потом он успокоился и посмотрел на меня как-то странно.

- Всё прошло, Дань? - Спросил я.

- Ты кто такой? – спросил Данька женским голосом.

Таким мерзким голосом. Потом Даня обвел комнату глазами, будто в первый раз видит её. Вот тогда я понял, что Дани сейчас нет. Путано рассказываю, да? Извините. В Дане кто-то другой. Какая-то тетка. Вредная тетка. Она опять на меня посмотрела Даниными глазами и прошептала:

- Уйди!

И мои ноги сами понесли меня за дверь, из квартиры. Я пытался цепляться руками за косяки и вешалку, но руки были как тряпочные – совсем не цеплялись. Тогда я просто заплакал, шагая домой как солдатик.

На следующий день Даня сам за мной зашел и попросил не пугаться. Это бывает с ним. Это не страшно. Меня никто не обидит, просто в нем просыпаются предки. Он еще что-то говорил, но я совсем не понял про что - я еще не очень взрослый. Может, и умнее кота Темки, но не все могу понять. Вот вырасту - во всем во всем разберусь.

В это воскресенье, когда Даня отключил мне звуки с кухни, он вдруг снова начал быстро-быстро моргать. Закусил губу, и только смог поднять руку, да щелкнуть пальцами. Я тут же оказался дома. Когда-нибудь мама заметит такие прыг-скоки - по шее мне надает. Не скажешь же, что через окно залез в свою комнату – у нас пятый самый последний этаж. Может, сказать, что я с чердака спустился на веревке? Угу! За такое мамка меня просто выдерет.

Сегодня четверг. Первые три дня я забегал к Дане после уроков. И он открывал мне дверь, но в нем все время кто-то был. Первый раз он спросил: «Вам кого?», а я просто убежал. Во вторник спросил: «Че надо, самчик?». Я только пожал плечами и ответил: «Даньку позовите». Глупо, да? А Даня захлопнул дверь. В среду друк долго не открывал. Я звонил и звонил. Потом всё-таки дверь тихо приоткрылась, и мой Данька выглянул в маленькую щелочку.

- Даня? – спросил я, готовый в любой момент убежать.

- Данил будет попозже, малыш, - прошептал мой друк из-за двери.

А сегодня дверь открыла его мама – тетя Тая. У неё красные глаза, словно она долго плакала. Я спросил Даню. А тетя Тая просто распахнула дверь передо мной и пошла на кухню. В комнате моего Даньки никого не было. Я к тете Тае на кухню. Данина мама сидит у окошка и просто так смотрит во двор. В одну точечку.

Потом она тихо спросила:

- Ты дождешься Даню, малыш?

- А куда он делся?

- Нам это знать не позволено, дружочек, – со вздохом сказала тетя Тая.

Мне показалось, что она сейчас снова заплачет, и я постарался быстрее заверить её:

- Конечно, дождусь, тетя Таечка! Вы даже не сомневайтесь! Хоть тыщщу лет буду ждать! Ему не сложно вернуться. Он расскажет всё своим инопланетянинам и вернется!

- Кому? – спросила тетя Тая. – Инопланетянам? Не, мальчик, мой сын далеко не инопланетянин.

И больше ничего не сказала. Только грустно улыбнулась, совсем как Даня. Погладила меня по голове и отправила домой.

Я же, как вернулся, так сразу сел писать этот тайный дневник. Вы не переживайте – это только первая часть. Как Данька вернется – я допишу сюда еще что-то новое. А он обязательно вернется – я даже не сомневаюсь. Знаете почему? Это вторая страшная тайна! Мой! Тормозок! Работает! А значит Даня где-то недалеко. Угу.

Если бы был совсем где-то далеко, то даже его инопланетянской силы не хватило мой тормозок поддерживать. Честно-честно! Проверено… Он, когда за живым пингвинчиком для меня улетал, то тормозок пропал. Я успел проверить. А вот сейчас я попытаюсь опять сказать вслух, что Даня инопланетянин, то… Вот. Опять эти мэ-мэ! Хо-хо! Дань, только ты не подглядывай, про что я пишу, хорошо? Это мой тайный дневник.

Ты лучше возвращайся. И не надо мне этих «щелк» пальцами. И пусть тормозок мне только двойки разрешает получать – пусть все смеются. Ты только возвращайся, ладно? Слышишь? Ты вот всегда такой вредный. Нет, чтобы просто всё рассказать. А ты всё молчишь. Я же, блин, скучаю!

Вот из-за тебя чуть не разнылся, как девчонка… Ладно! Вот появишься, ка-ак дам по шее.

Блин…

Всё. Устал писать. До свиданья!

Побегу к тете Тае – может... Эх…