Сорванная «Башня»

Как-то раз поздним августовским вечером возвращался я со станции в родную свою деревню Заречье. Ездил в Город - что уж греха таить - сдавать "хвосты" по электротехнике и физике. Не любил я в ту пору естественные науки... Вечер выдался на редкость тёплый и ясный, солнце уже зашло, но не рассеялся ещё над землёй неяркий красноватый свет - стояли поздние сумерки. На тёмно-синем небосводе одна за другой проклёвывались первые звёздочки, а вот месяц не показывался - видимо, было в те дни новолуние. Дорога пролегала вдоль лесной опушки. Справа - лес, слева - заливной луг, а за ним - речка Плёсьма. Оттуда тянуло зябкой прохладой и несло здоровенные косяки комаров.

Шёл я не спеша, дышал ароматным летним воздухом и тихо радовался, что расквитался наконец-то с прошедшим учебным годом. И не сразу заметил, что в воздухе звучит еле слышная музыка, словно где-то в глубине леса тихонько играет флейта, звенит тоненький колокольчик. Мелодию не различить, но я сразу почувствовал, что она медленная и грустная.

"Где-то за лесом магнитофон играет", - решил я. - "Небось, опять городские на природе отдыхают".

Я шёл дальше, но музыка не прекращалась. Иногда она приближалась, подступала почти вплотную, а временами терялась в стрёкоте ночных кузнечиков. И тогда мне стало ясно, что эта музыка звучит не только в лесу, она везде. Она вокруг меня, она проникает внутрь, отзывается щемящей тоской в душе. Тихая, печальная...

"Неужто глюки?" - пронеслась в голове мысль. - "Да нет, с чего бы им взяться..."

Но очень скоро я понял, что никакие это не “глюки”. Обогнув очередной выступ леса, я увидел, что впереди в темноте что-то смутно белеет. Сначала я не испугался. В самом деле, чего мне здесь бояться: места эти с детства знакомы как свои пять пальцев, врагов у меня не было и нет, да и постоять за себя в случае чего сумел бы. Однако в душе с каждым шагом нарастала необъяснимая тревога. Может быть, от того, что светлый силуэт был уж больно странный какой-то?..

Подойдя ближе, я увидел, что это босоногий мальчишка лет десяти-двенадцати на вид, в белой рубашке и светлых шортиках сидит на поваленной берёзе. Поставил правую ногу на берёзовый ствол, накрыл сверху ладонями коленку и сидит вот так, положив голову щекой на руки. Мальчишка оказался не местным (своих-то, зареченских я всех знал).

Мне, конечно, следовало остановиться, расспросить мальчишку - что он делает ночью здесь, в пяти верстах от ближайшей деревни? Может быть, ему помощь какая нужна? Но тут на меня напала вдруг странная, несвойственная мне вообще-то стеснительность. Впрочем, если быть до конца честным, жутковато мне стало... И я, не глядя на мальчишку, протопал мимо.

"И чего я буду вмешиваться? Если бы ему нужна была помощь, то сам бы позвал", - здраво рассудил я и ускорил шаги. Но музыка, исчезнувшая было, взвилась ещё громче, отчётливей, ещё печальнее и отчаянней. Я вспомнил вдруг, каким несчастным и потерянным выглядел светлый силуэт. И, развернувшись, зашагал обратно. Нарочито громко, шаркая ботинками, задевая ветки деревьев, чтобы случайно не испугать мальчишку внезапным появлением. Я так старательно шумел, что музыка опять пропала. Но этот пацан даже не шелохнулся. Тогда я подошёл и присел рядом с ним на корявый ствол. С полминуты сидели молча. Я так и не придумал, как начать разговор, а мальчишке, кажется, собеседник не требовался. Но когда я уже собрался с мыслями и решился, мальчик поднял голову и пристально посмотрел на меня через левое плечо. Мне показалось что он, бледный, светловолосый, светится изнутри среди темноты. Я тут же поперхнулся приготовленными словами.

Еще пару секунд он молча смотрел мне прямо в глаза (впрочем, в темноте смотреть друг другу в глаза было легко), а потом опустил ногу с берёзы, тихо и задумчиво произнёс:

– Звёзды на небе – будто окошки в домах светятся...

– Ага, – в тон мальчишке ответил я. – Только очень уж далёкие они, эти окошки. Нам бы чего поближе...

Мальчик помолчал, потом слегка улыбнулся:

– Какой хороший сон... Скажи ещё чего-нибудь...

– Чего? – не понял я.

– Да что угодно, – ответил мальчик. – Мне уже давно не снилось, что со мной кто-нибудь разговаривает.

"Вот это да! У парня поехала крыша, ему кажется, что это сон", – сообразил я и по-настоящему испугался. Не за себя. Я ведь не знал тогда, что надо делать с сумасшедшими подростками. Ясно одно – оставлять его здесь одного нельзя. – "Хорошо хоть, что догадался вернуться!"

Кажется, надо поддержать разговор... Тогда я как можно более спокойным голосом вкрадчиво произнёс:

– А что же тебе обычно снится?

– Река, лес... Горы... Море иногда... Города разные... А наш город почему-то не снится... И дом... – мальчик печально вздохнул.

– А где он? – ещё осторожнее спросил я.

Мальчик не ответил, лишь неопределённо пожал плечами и опять отвернулся. Я сразу пожалел, что задал этот вопрос.

– Извини, – поспешил я исправиться. – Не хотел тебя обидеть.

– Да ничего, я и не обиделся, – ответил мальчик. – Грустно просто...

И вдруг снова вскинул тёмные глаза на меня. В голосе – отчаянная надежда:

– Пойдём искать дорогу?.. Вместе?.. Дорогу домой?..

– Но ведь... – начал я и осёкся. Я хотел объяснить, что тоже не знаю, где его дом, но сообразил, что таким способом легко будет привести мальчишку в деревню, а там сдать на попечение мамы. Уж мама-то знает, что с ним делать, ведь она работает фельдшером в нашем местном здравпункте. – Ладно, пошли...

Мальчишка легко спрыгнул с берёзы. Сказал не весело, но с затаённой надеждой:

– Я знаю, у нас должно получиться... Ни у кого ещё не получалось... Но они были не такие, со мной ещё так, как ты никто во сне не разговаривал.

– А как это так? – мне в самом деле стало вдруг любопытно.

– Не знаю... Все делают вид, что меня не замечают... А некоторые боятся... А если боишься – ничего не получится...

Мы двинулись по тропинке вдоль леса. Идти вдвоём и молчать мне почему-то показалось неприличным, и я решил познакомиться:

– Меня Денисом звать. А тебя как?

– Славик. Или Толик... Или Арнольд...

Надо же, даже имя своё не помнит! Я хотел взять мальчишку за руку – чтобы никуда не подевался – но у меня почему-то не получилось, пальцы, не встретив никакого препятствия, сжались в кулак. У меня вдруг мелькнула одна совершенно дикая и немыслимая догадка и, желая опровергнуть её, я дотронулся до плеча Мальчика. Немыслимая догадка, как ни странно, подтвердилась: дотронуться тоже не получилось – рука прошла сквозь воздух. Я видел свою руку, но видел в то же самое время целое и невредимое плечо Мальчика. От удивления я встал как вкопанный.

А мальчишка запечалился ещё сильнее. Он со сжатыми слезами в голосе крикнул:

– Ну вот!.. И ты испугался!.. Что же мне делать, если во сне я такой?! А мне надо найти дорогу домой здесь, во сне! Один я не могу. А все, кто соглашаются мне помочь – такие же, как я... Прозрачные... У них не получается...

Мне стало до ужаса жаль этого несчастного пацанёнка, и сострадание прогнало страх.

– Ну и чушь ты городишь! – искренне возмутился я. – С чего это я тебя буду бояться! Пошли!

И мы пошли в сторону Заречья. Вновь зазвучала печальная музыка. Мелодия стала такой чёткой и различимой, что я начал ее насвистывать. Мальчик удивлённо уставился на меня.

– От-т-куда?.. Откуда ты знаешь мою песню?

– Ниоткуда, – беспечно ответил я. – Просто крутится в голове. А разве это твоя песня?

– Моя. Я сам её придумал. А пацаны не верят, говорят, подслушал где-то...

И Мальчик начал рассказывать свою печальную историю. Наверное, раньше он никому её рассказывал. Я не перебивал, и только когда Мальчик надолго замолкал, говорил ему что-нибудь хорошее и утешительное. И вот что я от него узнал.

Жили они вдвоём с мамой, отец покинул их, когда Мальчик был совсем маленьким. Это было так давно, что отца он не помнил вовсе. Времена тогда были неспокойные. Однажды мама поехала зачем-то в Город и не вернулась. В тот день в метро случился страшный взрыв, как раз на той линии, по которой она должна была проезжать. Поэтому все решили, что она погибла. А Мальчик, конечно же, верил этому, но в то же время и не верил. Ведь его маму так и не нашли...

Тогда к ним в город приехала из деревни тётка, привезла свои пожитки и поселилась в их квартире. Мальчик был не против, тем более что тётка его по-своему любила. Но вот беда, работать-то она устроилась техничкой в школу, где учился Мальчик. Тётка оказалась строгой и вредной, кричала на школьников и сердито махала мокрой грязной тряпкой, и только с Мальчиком была приветлива. Ребята возненавидели её, прозвали Мокрой Шваброй. А ненависть свою стали вымещать на Мальчике, так что он стал предметом всяческих насмешек и издевательств для всей школы. Иногда его били ни за что (а точнее, за выходки тётки). Приходя из школы, мальчик брал мамину фотографию, закрывался в своей комнате и плакал от тоски. В эти минуты к нему стала приходить грустная таинственная мелодия. В ней было что-то такое... тревожащее и волнующее душу, и в то же время светлое и доброе. Он напевал или насвистывал её, и на сердце становилось легче. Это была его песня. Никому Мальчик не говорил о ней, кроме дворовой собаки Люськи, которая иногда увязывалась с ним гулять по окрестностям.

Но как-то об этом проведали одноклассники (подслушали, наверное), и стали измываться ещё и над этим. Мальчик бросался с кулаками на обидчиков, но что он мог поделать один против толпы? Он ведь был “Мокрошвабрин”... Однажды после уроков... Впрочем, Мальчик так и не смог рассказать мне, что тогда произошло. Видимо, после одной из самых подлых "шуток" он не выдержал...

...Мальчик замолк на полуслове, но я чётко и ясно увидел, как это было. Промозглый и серый осенний день, крутой глинистый обрыв над рекой, холодная свинцовая рябь... И увидел я всё это не со стороны, а словно изнутри. А Мальчик продолжал:

– Не помню, что тогда было. Но после этого и начались такие сны. Что происходит днём, я не помню, а ночью... Вот это... И главное, никак не получается попасть домой. Я знаю... Если найду дорогу домой, эти сны закончатся... И может быть... – он не договорил, но я понял, что Мальчик всё еще надеется встретить дома маму.

– Не горюй... Мы найдём твой дом, – утешил я Мальчика и легонько похлопал по правому плечу. Жест был машинальный, я совсем позабыл, что этого сделать не получится, но... но ведь получилось!

Мы посмотрели друг другу в лицо, и мальчик слегка улыбнулся. Добрый знак! Тогда я всё же протянул Мальчику свою ладонь, тот тоже протянул... Ох! Я чуть не вскрикнул и не отпрянул в ужасе, но вовремя спохватился. Ладонь у Мальчика была холодная и словно не настоящая, пальцы – как ватные... Неживые... Но, в конце концов, это были пустяки! Где-то в груди у меня росло тёплое ласковое чувство. Главное, что я хоть чем-то могу помочь этому маленькому несчастному человеку, который подарил мне свою чудесную музыку. Да даже если бы и не было музыки!.. Всё равно!

Тут, наконец, до меня дошло, что мы давно уже должны были прийти домой, а места вокруг – незнакомые. Странно... Заблудиться здесь я не мог – нашёл бы дорогу не только в темноте, а вообще с закрытыми глазами.

Но этот факт меня ничуть не встревожил. Была у меня уверенность, что всё произойдёт так, как надо. Ладонь у Мальчика стала совсем настоящая – тёплая, с живой пульсирующей жилкой.

Впереди засветились редкие тусклые огоньки. Мальчик радостно взвизгнул:

– Ура! Это наша деревня! А в тёткином доме огни не горят...

И вдруг скакнул в придорожные кусты:

– Я сейчас! У меня здесь секрет!

Его не было довольно долго, и я уже начал волноваться, когда Мальчик вернулся. Растерянный и немного расстроенный. Снова вцепился в мою руку.

– Ну что? – спросил я. – Не нашёл?

– Нашёл, – ответил мальчик. – Но мне начинает казаться, что теперь всё по-настоящему... Не сон... Там пыль и паутина, как будто сто лет никто не заглядывал... Теперь понятно, почему домой я не мог попасть. Нельзя мне туда....

Я только вздохнул, потому что давно это знал.

– Куда же мне теперь?

Он ещё спрашивает!

– Пойдём ко мне домой, переночуешь там, а завтра видно будет...

– Ладно, пойдём...

И мы пошли домой, через ставшую почти непроглядной темноту. Вскоре неподалёку послышался плеск воды. Речка с узеньким мостиком – одному человеку только можно пройти. Знакомое место.

– Скоро придём, – сказал я. – Иди вперёд, я за тобой.

Но когда перешли речку, Мальчик так припустил вперёд по тропинке, что я порядочно отстал. Догнал Мальчика только перед самой деревней. Теперь мы снова шагали рядом. А музыка летела вслед за нами, но звучала светло и обнадёживающе. Однако время от времени проскальзывали в ней всё же нотки печали.

– Знаешь что, Денис, – Мальчик впервые обратился ко мне по имени, и я даже вздрогнул от неожиданности. – Помнишь, там, когда я секрет проверять ходил... И сейчас, когда от тебя убежал... Мне показалось, что сон опять возвращается. Будто снова я становлюсь... таким... Совсем-совсем чуточку, но становлюсь. А когда с тобой, всё обратно возвращается...

Ну что я мог ему ответить?

– Не бойся, он больше не вернётся. Никогда.

– А ещё знаешь чего... Я вспомнил... Меня Антошка зовут...